Разделы
Публикации
Популярные
Новые
|
Выставка работ Зураба Константиновича ЦеретелиНедавно в московском Малом Манеже прошла персональная выставка работ Президента Российской Академии художеств Зураба Константиновича Церетели. Выставка вызвала огромный интерес и для большинства зрителей стала открытием самобытного и яркого таланта Церетели—живописца. Церетели обрел известность как скульптор, монументалист и дизайнер, как автор ряда памятников в Москве, вызвавших бурные дискуссии и споры. О его живописном творчестве было известно мало. А между тем начинал свой творческий путь Зураб Константинович именно как живописец и по сей день продолжает заниматься живописью каждую свободную минуту. Живописное наследие Церетели огромно, на выставке была представлена лишь малая часть его запасников, и они постоянно пополняются.Он — художник увлекающийся, темпераментный, жизнерадостный. В его живописном творчестве национальные корни грузинской культуры тесно сплетаются со стилистикой европейского искусства, образуя неповторимый мир. Выставка показала, что он не стоит на месте, не почивает на лаврах, полон новых планов, идей и образов. У Зураба Константиновича есть чему поучиться, особенно молодым, начинающим художникам. Наш журнал организовал встречу юных художников с З.К.Церетели на его выставке. Сначала научный сотрудник Академии художеств провела экскурсии по экспозиции, а потом ребята беседовали с Зурабом Константиновичем, задавали ему вопросы. — Ваша выставка в Москве проходит впервые. Почему Вы раньше не выставлялись? Какова концепция выставки? — Был такой период в нашей истории, когда живопись, подобную моей, не принимали, и выставка была невозможна. Я очень волновался, как примут выставку москвичи. Если хорошо, то в апреле сделаю другую, большую выставку в Большом Манеже, где покажу то, что сюда не вошло. Главная задача — показать то, чем я занимаюсь: живопись, графика, чеканка, модели памятников. Принцип один — старался представить свои лучшие работы. — Говорят, что Вы — любимец властей и Вам поэтому все легко удается?.. — Я никогда не занимался своей рекламой. День и ночь работаю, занимаюсь своей профессией, работа дала мне все: известность, заказы,симпатии властей. Я никогда не писал портреты членов политбюро, чтобы получить награды и премии. Знаете, за что мне дали Ленинскую премию? За мозаику с рыбками в бассейне города Ульяновска. И другие премии получал за работы в Бразилии, Японии... В искусстве нельзя жить политической конъюнктурой. Я всегда думал о том, что будет послезавтра. — В каком возрасте Вы сделали свою первую работу и что она обозначала, что Вы хотели выразить? — На открытие выставки приехал мой отец, ему недавно 96 лет исполнилось. Он привез мои первые рисунки, времен детского сада. Откуда он их достал? Рисунки карандашные, я начал писать маслом лишь в 3-м классе школы... Так вот, на этих первых рисунках изображено солнце. В детстве я так энергично рисовал, что даже карандаши ломались и бумага рвалась... — Где Вы учились? Кто были Ваши учителя? — Детство у меня было сложное. Мы жили большой семьей в одном доме с дядей Георгием Нижарадзе, который был художником. У него собирались интересные люди: Лансере, Николадзе, Д.Кокобадзе, Ахвледиани, я постоянно слышал разговоры об искусстве и другого пути не представлял... Затем поступил в Тбилисскую академию художеств. Мне повезло, в то время там преподавали уникальные художники: Шухаев, Шебуев, Шарлеман... Они все вернулись из-за границы, и в Центре нельзя было жить, а в Грузии можно. Это счастье, что я получил тогда грамотное образование. Нам преподавали русскую историю без купюр, рассказывали про русских и грузинских царей, про великих людей мира, в том числе и о Колумбе, чтобы мы росли не рабами, а мыслящими людьми. У нас было больше свободы, меньше идеологического давления, чем в России. И конечно, чисто профессиональная подготовка нас, молодых художников, была на высоком уровне. Рисунок преподавал Шухаев. Такого великого рисовальщика и по сей день Россия не знает. Помню, курсе на четвертом или пятом он меня и еще одного студента оставлял после уроков заниматься дополнительно. Он заставлял нас рисовать, стоя спиной к натурщику или натурщице. Потом я понял, для чего это нужно: таким образом мы брали самое главное — пропорции, объем, характер, а не просто копировали натуру. Он развивал художественное мышление и говорил: потом вы поймете, как это важно, и будете меня благодарить. Почему он именно нас двоих выбрал? Наверное, почувствовал, что мы можем этот принцип в искусстве продолжить. Учил рисовать по памяти, наизусть. А другие, кто со мной учились, рисовали традиционно — через светотень. Вот такой педагогический принцип и мне хочется развивать: надо у ученика увидеть индивидуальность и ее растить, ведь не все студенты равны — одни лучше цвет понимают, другие сильны в композиции, третьи — в рисунке. В этом задача педагога. Еще мои учителя научили, как надо трудиться. Чтобы быть в форме, надо с утра до вечера заниматься своим делом. Теорию, что сегодня нет вдохновения, нет музы, значит, ничего не буду делать, надо из лексикона выбросить. Искусство — это труд. — Очень серьезный и больной для многих вопрос: почему уходит талант? Ребенок хорошо рисует, учится в художественной школе, затем все куда-то пропадает... — Это сложный вопрос. Или сам ребенок не смог, или педагог не помог ему. Я тоже знаю немало примеров, когда дети начинали хорошо, а потом все уходило. Значит, и не нужно было их отдавать в ту школу, которая их испортила. У нас и в лицее при Суриковском институте такое тоже бывает. Смотрим выставку первого курса — работы просто сказка, так они хорошо мыслят, а после третьего курса многое теряется. Отчего? Не буду скрывать — это от педагогов, которые сами прошли не ту школу. В России всегда существовала классическая школа рисунка и живописи, потом в советское время ее часто только имитировали. И этой имитации многие педагоги и сегодня учат детей. Это в принципе надо пересмотреть, но не сразу, не резко... — Что Вы чувствуете, когда входите в этот зал и видите свои картины и скульптуры? — Выставка — это взгляд на себя со стороны. В мастерской такого пространства нет, чтобы все рассмотреть и сопоставить. Думаю, что был не прав, надо было делать выставки, чтобы видеть свои удачи и ошибки. Теперь понял, что хочу большего, хочу лучше рисовать, понял, кое-что надо менять. Буду стараться, чтоб лучше было. — Когда Вы начали писать натюрморты и портреты? — С детства. Натюрморт — это тренировка композиционного мышления и способ выразить свою индивидуальность. Портреты — другое. Здесь главное — передать состояние модели, которую пишешь. Лицо человека меняется в зависимости от освещения, времени, а вот дух, которым он живет, характер, всегда неизменны. Уловить основное, передать характер, немножко утрируя, безусловно, ведь это же искусство, — такой у меня подход к портретам. — А сейчас что Вы хотите выразить через натюрморт с цветами? — Я больше удовольствия получаю от предметов, которые вижу. Часто пишу натюрморты, потому что это единственный способ, когда очищается вся палитра, когда очищается цвет. Этому помогают цветы, природа. Ищешь колорит, ищешь цветовые отношения. Натюрморт для живописца — это как рояль для пианиста. За-нимаясь натюрмортом можно многому научиться, особенно в понимании контрастной живописи. — Как Вы воспитываете своих детей? Любят ли они искусство? Наказываете ли Вы их? — Детей наказывать нельзя. Это слово из лексикона надо убрать. С утра дети должны быть в хорошем настроении, улыбаться и получать счастье и радость от нас, взрослых. Что касается моей семьи... У меня одна дочка, она искусствовед, закончила Московский университет, защитила кандидатскую, занимается Клодтом и русскими усадьбами. Два моих внука тоже рисуют, и, по-моему, лучше, чем я. Когда жили в Грузии, у нас в семье воспитывались еще две русские девочки — Люда и Таня, которые остались без родителей. Теперь они взрослые. Люда вышла замуж за русского, а Таня за грузина. У Люды двое детей, которых назвала в честь моей супруги и дочери, и они тоже хорошо рисуют. Вот такая у меня семья. Так что все, кто общается со мной — начинают рисовать. — Что нужно сделать, чтобы всегда дружили люди разных национальностей? — Создать обратно Советский Союз, наверное... Искусство — самый лучший повод для дружбы, оно понятно без переводчика, оно объединяет людей. — Почему в Ваших картинах так много солнца и радостных тонов? — Наверное, потому, что я так вижу мир. Не люблю болезненное искусство, не люблю показывать ту боль, через которую прошел я или моя семья, к примеру, в 1937 году. Я люблю в искусстве здоровый дух. Вчерашний день забывается, и на другое утро ты просыпаешься с другими чувствами, с ожиданием чего-то доброго... Если ты выплескиваешь свою боль, свои дурные эмоции наружу, ты делаешь плохо для других людей... Это нужно оставить в себе и не мучить, не беспокоить другого человека. Искусство должно приносить радость, будить возвышенные чувства. Вот почему, скажем, для меня древнее фресковое искусство более реально и более близко, чем некоторые образцы современного искусства. Восстанавливая Храм Христа Спасителя, мы столкнулись с тем, что наши художники не умеют работать на мокрой штукатурке. Это позор. У нас была пауза в 70 лет, мы многое утратили. А ведь монументальное искусство — это фрески и мозаики... Стараемся сегодня возродить искусство фрески в Суриковском институте. — Кто из художников оказал на Вас влияние? — Я был знаком с Пикассо, Шагалом, Сикейросом, встречался с Дали — это были великие художники. В моей жизни был переломный момент, когда после окончания Тбилисской академии художеств я поехал за границу и посетил мастерскую Пикассо. Там я понял, что художник-живописец может делать и скульптуру, и графику, и фарфор, и витраж, и мозаику. У Шагала во Франции я также видел, что он делает и витражи, и мозаику, и скульптуры. А у нас раньше как считали? График должен быть графиком, живописец — живописцем! Это неправильно. Я сейчас стараюсь эту философию изменить. Художник может делать все и из любого материала, самое главное: должно быть произведение. Вот если мы с таким подходом воспитаем новое поколение, будет много творческих индивидуальностей. А это — богатство России. — Как Вы относитесь к критикам, которые вас не хвалят? — Стараюсь не читать этого. А потом, я знаю, что делаю, и поэтому не обращаю внимания. Когда ставил Петра, много ругали. Такая информация была по программам телевидения и в газетах, говорили, что я взял статую Колумба, поставил ей голову Петра и сделал новый памятник. Это полная чушь. Поэтому я на выставке показал модели этих памятников, чтобы все убедились: они совершенно разные, в них разные идеи, разное решение. Думаю, все это были заказные публикации. В январе я начинаю в Америке монтаж статуи Колумба. Это наш дар американскому народу. Но мы получили и ответный дар: в этом комплексе будет помещение в 3500 квадратных метров с концертным и выставочным залом, где нам дано право устраивать свои выставки и концерты. Мы покажем искусство художников-академиков, студентов-диплом-ников и многих других. Российскую школу сегодня плохо знают за рубежом, будем ее пропагандировать. Много моих памятников установлено за границей. И только в Москве меня ругают. У нас не привыкли к объемной пространственной скульптуре, куда входят барельеф, горельеф, пространственные элементы, действующие элементы и так далее. Привыкли, что ставят постамент гранитный, а на нем фигуру, причем все привозят ночью, а днем открывают. Я монтирую свои памятники на глазах у всех, стараюсь, чтобы они были технически грамотны. Летом в Москве был ураган, ни один мой памятник не пострадал. Почему никто не написал про это?! У Петра вес 32 тонны — устоял. На Поклонной горе главный монумент — тоже. В Новодевичьем монастыре кресты поломались, а на храме Христа Спасителя, 10-метровые, стоят. Американцы забрали у меня все эти разработки для учебных программ, чтобы учить своих студентов. Нам же это неинтересно, никто не пришел и не спросил: а как вы это сделали? Моя главная задача как Президента Академии художеств — развивать учебные программы в художественных институтах не только в Москве и Петербурге, но и в Сибири и на Дальнем Востоке, особенно это касается монументального искусства. У нас в Петербурге есть уникальный завод «Монумент скульптура», он сегодня отливает больше, чем вся Европа, вместе взятая. Все свои скульптуры я отливал там. В России был еще один великолепный литейный завод в Мытищах, но он, к сожалению, умер. Это очень жаль. Академия художеств хочет сохранить петербургский завод и его мастеров, перестроить его под учебный комбинат для студентов художественных вузов. Чтобы они могли проходить там практику и научились бы работать с формой. Директор профессионального художественного лицея № 303 А.С.Рубцов: — Наш лицей существует при Строгановке, обучается у нас около 700 человек. Мы готовим профессии, связанные прежде всего с народными ремеслами. Они, к сожалению, тоже умирают. Было у нас 12 профессий, осталось 5. Исчезают многие фундаментальные профессии, такие, как форматоры, альфрейщики, лепщики. Как Академия художеств думает помогать ремеслам? — Безусловно, это большая беда, что исчезают такие профессии. Но ведь у Союза художников была база, были комбинаты, были заводы. Все продали, разорили, значит, сами творческие союзы, художники в этом виноваты. Академия художеств сейчас начала восстанавливать традиции. Я уже говорил, что завод «Монумент скульптура» будет учебным, думаю, что и ваши дети могли бы там практику проходить. Там есть общежитие, можно приезжать, допустим, по десять человек. Все можно сделать, была бы инициатива. Сейчас эпоха инициативных людей. Все зависит от нас самих. Зам.директора ДШИ имени Балакирева А.Г.Бадеян: — Может ли Академия помочь художественным школам в устройстве выставок детского творчества? — С удовольствием будем поддерживать художественные школы. Давайте заявки. Можем даже в Академии художеств сделать выставку. К весне мы закончим ремонт еще одного здания, там будет огромный выставочный зал и галерея, это рядом с Академией. Так что помещения для выставок у нас будут. Только давайте свои предложения. |
© 2004-2024 AVTK.RU. Поддержка сайта: +7 495 7950139 в тональном режиме 271761
Копирование материалов разрешено при условии активной ссылки. |